— Нынче вечером мы поставим лагерь на суше, если только дьявол не закрутит своим хвостом, — сказал Равено де Люсан.
Так и произошло. Солнце уже заходило, когда пироги буквально влетели в бухту Дэвида; флибустьеры, даже не применяя оружия, овладели рыбацкой деревушкой индейцев и метисов, которых немедленно заперли в надежном месте, чтобы они не разбежались и не рассказали испанским полусотням.
Теперь флибустьеры могли спокойно ждать галеон и овладеть им обычной для них безумно смелой атакой.
Но прошло уже три дня, а ожидаемое судно все не показывалось. Буттафуоко уже начал бояться, не обманули ли его, когда на закате четвертого дня был замечен парусник, державший курс прямо в бухту Дэвида.
Весть об этом быстро облетела флибустьеров, и они высыпали на берег, готовые занять места в своих пирогах.
— Друзья, — сказал им Равено де Люсан. — Готовьтесь к последнему сражению на Тихом океане. Больше эти воды мы не увидим, что бы ни случилось.
В восемь часов вечера преисполненные энтузиазма флибустьеры расселись по пирогам; они уже удостоверились, что к бухте быстро приближается крупный корабль: фрегат или галеон. Сумерки благоприятствовали атаке. Прежде чем исчезло солнце, плотные облака потянулись по небу, полностью скрыв тусклый блеск звезд.
Поверхность океана приобрела чернильный цвет.
Равено де Люсан стоял — вместе с Буттафуоко — на носу своей пироги и пытался различить очертания растворившегося во мраке судна.
— Мы сможем найти его, — сказал он буканьеру, глядевшему на него с немым вопросом. — Нам известен его курс, и мы скоро встретимся с ним.
— Это был галеон? — спросил Буттафуоко.
— Во всяком случае крупное судно, — ответил Равено.
— Мы захватим его?
— Не сомневайтесь в моих людях. И потом, я отдал командирам пирог некий приказ; он побудит людей пойти на абордаж даже вопреки своему желанию.
— Поясните.
— Когда мы подойдем к самому борту галеона, командиры должны пробить топорами борта пирог, поэтому не останется другого пути к спасению, кроме палубы неприятельского корабля. Говорят, что такое однажды проделал Пьер лʼОлонэ.
— Да, это поистине героическое средство.
— Однако оно приведет к победе, — заметил Равено. — Я слишком хорошо знаю этих отчаявшихся людей… О! Вот он.
— Где?
— Идет прямо на нас.
— Пока ничего не вижу.
— Морского глаза у тебя нет, но через несколько минут и ты заметишь.
Его люди тоже должны были заметить приближающийся галеон, потому что они, словно получив приказ, растянулись в линию, которая должна была снова сжаться при первом выстреле.
Вскоре из сумрака выступила темная масса, которую медленно подгонял вперед ослабевший бриз. Это и был испанский галеон, шедший в бухту Дэвида.
Ни звука не доносилось с верхней палубы; тишину ночи нарушал только, шум разрезаемой высоким форштевнем воды.
Восемь пирог сомкнули строй, расположившись прямо по ходу судна. Отданную Равено команду передали всем экипажам:
— Не стрелять! Приготовить абордажные крючья.
Галеон теперь был не дальше чем в двухстах шагах; он спокойно продолжал свой путь, и люди, на нем находившиеся, ни в малейшей степени не подозревали быстрой перемены в своей судьбе. Это было отличное судно: с высокими бортами, с большой носовой надстройкой и, вероятно, неплохо вооруженное.
Восемь пирог, маневрировавших совершенно бесшумно, моментально окружили корабль; с них сразу же полетели абордажные крючья, но вахтенные, слишком уверенные в отсутствии любого неприятеля в непосредственной близости от побережья, ничего не заметили.
Равено де Люсан сухо отдал короткую команду:
— Пробить борта!
Послышались глухие удары. В соответствии с полученным приказом командиры пирог пустили в ход топоры.
На корабле раздались крики:
— Тревога!.. К оружию!..
— Батарея! Огонь!..
— Все наверх!..
Но отразить атаку было уже нельзя. Флибустьеры, теряя опору под ногами, принялись — с ружьями за плечами и короткими саблями в руках — карабкаться на галеон. Цепляясь за орудийные порты, за якорные цепи, за снасти, двести восемьдесят пять флибустьеров и трое авантюристов в мгновение ока забрались на палубу неприятельского парусника, в то время как их продырявленные шлюпки исчезли в океанских водах.
И сейчас же послышались выстрелы. Вахтенные галеона наконец-то поняли, что их атакуют — к сожалению, слишком поздно. Однако они мужественно вступили в сражение, отступив к носовой надстройке, на которой находились две пушки.
Равено де Люсан быстро оценил, откуда грозит опасность, и послал своих людей к этому месту. В то же время Буттафуоко во главе тридцати флибустьеров очистил плотным огнем кормовую надстройку, также оснащенную крупнокалиберными пушками.
Не стоит и говорить, что гасконец и баск были в первых рядах сражающихся, всегда готовые пустить в ход свои страшные клинки.
Тем временем батарейцы, полагая, что оказались перед несколькими кораблями, разрядили разом тридцать шесть пушек галеона, но не достигли иного результата, кроме ужасного грохота, от которого в клочья разлетелись все стекла в кормовых иллюминаторах.
Однако испанцы быстро организовались для обороны. Из носового люка группами выскакивали люди: полуголые, но хорошо вооруженные и полные решимости не сдаваться без боя. Из кормового люка тоже выбегали люди; они собирались возле двух кулеврин, установленных на надстройке. Однако флибустьеры уже чувствовали себя как дома, они с молниеносной быстротой, пригибаясь, сновали от одной мачты к другой, и вели ураганный огонь по мостикам. Этот огонь вселял ужас в испанцев, потому что каждая пуля так или иначе попадала в цель; защитники галеона группами валились на палубу, даже не успевая выстрелить в атакующих, мчавшихся вперед с саблями в руках.