Последние флибустьеры - Страница 73

— Было бы лучше, если бы этот торговец хлопком продавал фрукты, — сказал Де Гюсак. — Мы ведь умираем с голода.

— Вот так так!.. Я и забыл, что у вас вечно пустое брюхо, а мое пузо любезно заполнило не знаю уж какое гнусное месиво, слитое из настоящей олья подриды. Пока вы приводите себя в порядок, попробую поискать что-нибудь в лесу.

— Смотри не потеряйся! — пошутил Де Гюсак.

— Я пойду недалеко, друг. Мне очень хорошо известно, как легко заблудиться в этих девственных лесах.

Он насыпал немного пороха в ружье, опустил курок и отправился в лес, внимательно поглядывая то налево, то направо. Не прошел он и двухсот шагов, как услышал в гуще листвы скорбный меланхолический крик:

— Ай!..

Дон Баррехо остановился и огляделся.

— Кто это так жалуется? — удивился он. — Может быть, там лежит подранок? Он не сгодится на завтрак, клянусь тысячью чертовых хвостов!..

Крик повторился, он звучал дольше и стал душераздирающим. Похоже было, что кто-то жалуется.

Немного взволнованный гасконец хотел уже вернуться назад, но поднял глаза вверх, на ореховое дерево, и заметил зацепившуюся за ветку, спиной к земле, маленькую обезьянку с очень густой шерстью и головой, напоминающей скорее кошачью, чем голову четверорукого животного.

— Вот и завтрак!.. — обрадовался гасконец. — Не знаю, кто это, но убежден, что под такой шкуркой скрывается мясо, которое можно поджарить.

Он уже поднял аркебузу, потом отвернулся и, опустив ружье, забормотал:

— Но ведь оно не движется! Попробуем сэкономить заряд.

В самом деле, это странное четверорукое, хотя уже и встретило охотника, не покидало ветки и не прекращало издавать неприятные жалобные вопли.

— Надо спуститься сюда, дорогой мой, — пробовал уговорить зверька гасконец. — Если у него сломаны ноги, я не знаю, что делать. Все равно оно сгодится нам на завтрак.

Он подошел к довольно низкой ветке, совершенно лишенной к тому же листьев, и схватил животное за хвост, а потом дернул изо всех сил.

От такого мощного толчка ветка нагнулась, но животное не покинуло своего места.

— Нет, ноги у него не сломаны!.. — отметил дон Баррехо. — Они поистине железные. Сеньора обезьянка, вы хотите сдаться или нет?

Четверорукое животное медленно притянуло к себе свой хвост и больше не двигалось.

— А ведь оно не привязано, — сказал гасконец. — Что же это за зверь? Ну ладно, Мендоса определит, он лучше меня знает лесных тварей. А теперь заколем его.

Дон Баррехо обнажил шпагу и одним ударом обезглавил бедное животное; потом снова ухватил его за хвост и после шести-семи конвульсий, одна яростнее другой, гасконцу удалось овладеть тушей. Только тогда он увидел, что у странного животного вместо пальцев выросли крепкие когти длиной в целый дюйм.

— Может, оно принадлежит к семейству царапающих обезьян, если только такое существует в мире? Лично я о таком никогда не слышал. Ладно, царапающее оно или нет. Пойдем обдерем с него шкуру и подвесим над огнем.

Охотник снова ухватил добычу за хвост, чтобы из тела полностью вытекла кровь, и без какого-либо труда вернулся в лагерь.

Мендоса и бывший трактирщик из Сеговии как раз закончили свой туалет и прикрыли две маленькие ранки, полученные от ужасных паучьих когтей, тампонами из дикого хлопка. Потеря крови была, возможно, слегка обильной, но сами ранки походили на простые порезы.

— Эй, Мендоса, — сказал гасконец, бросив к ногам баска странное четверорукое животное. — Вот я принес тебе завтрак и хотел бы, прежде чем бросить добычу на угли, узнать, что за зверька мы будем есть. Ручаюсь, это не змея, и я никогда не слышал о ядовитых обезьянах.

— Хоть ты и отрубил ему голову, я сразу скажу тебе, что это ай.

— Ай?.. Что это такое?

— Самое ленивое животное в мире, которому требуется не менее двух суток, чтобы передвинуться на несколько метров и дотянуться до листьев, служащих ему питанием. Представь себе, дружище: вместо того, чтобы осторожно спускаться с деревьев, он просто падает на землю, не прилагая лишних усилий.

— Значит, у него есть ноги?

— И очень крепкие, к тому же хорошо вооруженные.

— Про ноги я знаю, потому что не мог скинуть на землю эту макаку. Оно съедобно, по крайней мере?

— Индейцы не отказываются от его мяса, хотя оно жилистое, словно мясо тапира.

— Ба!.. Но у нас-то желудки крепкие и все перемелют, — сказал бывший трактирщик из Сеговии, который уже взял в руки наваху, чтобы заняться приготовлением жаркого.

— От испанцев нет новостей? — спросил Мендоса.

— Я видел только деревья, — ответил дон Баррехо. — После нашего форсированного марша они, должно быть, остались очень далеко. Сеньор трактирщик из Сеговии, как можно сварить это животное?

— Индейцы очень любят обезьян; они их варят в печках. Доверьтесь мне. Принесите дров, и я приготовлю отличный завтрак.

Баск хмыкнул и недоверчиво покачал головой.

Даже дона Баррехо слова Де Гюсака, казалось, не убедили; во всяком случае, он сделал недовольную гримасу.

А бывший трактирщик закончил снимать шкуру с ай и завернул тушку в пальмовые листья, выложив брюшную полость, предварительно освобожденную от внутренностей, ароматными травами, которых было достаточно прямо под ногами.

Орудуя драгинассой и руками, он вырыл довольно глубокую ямку и бросил туда, сколько смог, горящих дров.

— Вот очень экономичный и очень быстрый очаг, — сказал дон Баррехо. — Вы случайно не кухарничали у индейцев?

— Больше, чем ты себе представляешь, — рассмеялся в ответ Де Гюсак. — Могу добавить, что я остался в живых только благодаря своим кулинарным способностям.