Последние флибустьеры - Страница 57

Перед входом, на краю озерка, послышались громкие голоса.

— Собака встала, — сказал один из преследователей, наделенный бычьим голосом. — А если Лопес остановился, значит, и эти канальи расположились там на отдых.

— Хорошенькое открытие!.. — ответил другой солдат, обладатель звонкого голоса, напоминающего серебряный колокольчик. — Я, хоть и не собака, тоже предположил, что они остановились здесь. Карамба!.. Не часто встретишь такую свежую и прозрачную воду.

— Где же могли спрятаться эти черти? — снова вступил в разговор первый солдат. — У них, верно, стальные мускулы. Мы с утра гонимся за ними, словно голодные волки, и ни разу не отдыхали.

— Ищи, Лопес!.. Ищи!.. — закричали несколько человек сразу.

Пес продолжал лаять, прыгая на берегу озерка и не решаясь продолжить преследование. След, по которому он упорно шел в течение двенадцати часов, вдруг оборвался.

— Эй, Мендоса, — сказал дон Баррехо, толкая стоявшего рядом баска. — Ну, что тебе подсказывает сердечко, старик?

— Кажется, и в этот раз пронесло, — ответил флибустьер. — Настала ночь, и они не могут видеть дыру, сквозь которую мы забрались в пещеру!

— Я кое-что придумал!.. — вскрикнул дон Баррехо, стукнув себя по лбу. — Порой находишься в руках судьбы и не замечаешь этого.

— Сейчас этот человек перевернет водоем, — предположил Мендоса.

— Нам надо всего лишь взять ту змеюгу и положить ее у входа в пещеру, — объяснил грозный гасконец. — Гадина так велика, что полностью закроет отверстие. И тогда увидим, отважатся ли испанцы атаковать ее.

— После того как мы убили ее, — сказал Де Гюсак, — она, мертвая, будет защищать нас.

— У этого гасконца фантазия неисчерпаемая, — восхитился Мендоса. — Но, должен признаться, его находки всегда к месту.

— Тогда пойдем и выловим змею? — предложил Де Гюсак.

— Пошли, — согласился Мендоса.

Они отставили аркебузы, взялись за руки, двигаясь теперь, после того как погасили огарок свечи, в полной темноте, и принялись шарить по дну озерка в поисках утонувшей рептилии. Найти ее оказалось нетрудным делом, поскольку змеиное туловище занимало почти всю пещеру, развернувшись после смерти на всю длину.

— Взяли! — скомандовал Мендоса, первым натолкнувшийся на змею. — Ого! Да она тяжела, словно десяток кабельтовых от якорей спасения какого-нибудь трехпалубника.

— Взяли! — отозвались оба гасконца.

Дело оказалось не таким легким, как можно было подумать, потому что обитательница пещеры весила так много, словно была набита внутри свинцом.

Руководствуясь слабым светом, проникавшим через входное отверстие, они толкали и тянули змею, пока не дотащили ее до входа в пещеру.

— Прежде чем мы закроем проход, надо бы взглянуть, что там делают испанцы и много ли их осталось.

С другой стороны водоема, озаряемого розоватыми отблесками огней, долетал говор множества голосов. Гасконец осторожно высунулся из расселины и огляделся.

— Черт возьми!.. — присвистнул он. — Они расположились как раз возле водоема и разожгли несколько костров. Ночь они проведут здесь, надеясь, что собака найдет наши следы.

— Много их? — спросил стоявший позади Мендоса.

— Не могу различить всех, — ответил дон Баррехо. — Мне кажется, что компания собралась большая. Должно быть, это как раз те три сотни, которые преследовали флибустьеров Равено. Дай-ка мне голову мертвой зверюги. Попробую положить ее получше: так, чтобы она, даже изрубленная, производила впечатление. Раз-два, взяли!..

Змею снова приподняли и пристроили возле источника так, что она казалась спящей. Дон Баррехо позаботился о том, чтобы хорошенько отмытая от спекшейся крови голова была хорошо видна.

— С помощью вот этого чучела мы проведем спокойную ночь, — сказал он. — А теперь, друзья, марш в нашу дыру, и попытаемся уснуть.

Они молча обошли озерцо и добрались до своего убежища со струящейся холоднющей водой, где попытались устроиться поудобнее и хоть немножко отдохнуть. Снаружи больше не доходило никаких шумов. Должно быть, уставшие от долгой дороги испанцы заснули у своих костров. Даже собака больше не лаяла; только вода в озерке продолжала тихо журчать, словно приглашая ко сну.

Испанцы могли спокойно отдыхать на подстилке из мягкой душистой травы, но трем несчастным авантюристам, чувствовавшим струящуюся над головой и под ногами воду и даже тяжелые капли, падавшие с потолка, в особенности — почему-то на дона Баррехо, было не до приятного отдыха. Всю ночь они то и дело меняли позы, надеясь отыскать сухое местечко, однако после всякой перемены им начинало казаться, что под скалой существует другой, более обширный водоем, словно стремящийся освободиться от запасов влаги в предвидении новых дождей.

В конце концов эта беспокойная ночь прошла, как и всякая другая, и первые лучи рассвета проникли сквозь змеиные кольца к поверхности озерка.

Испанцы на свежем воздухе читали утренние молитвы, как это было у них принято; слышались стук и бряцание оружия. Дон Баррехо, не сомкнувший ни на мгновение глаз, хотел уже выбраться из своего убежища, чтобы размять ноги, когда разнеслись эхом крики испуганных людей:

— Змея!.. Змея!.. — вопили испанцы, и крикам солдат вторил отчаянный собачий лай.

Мгновение спустя послышались семь или восемь ружейных выстрелов, и несколько пуль, пролетев над озерком, вонзились в крошащуюся породу.

— Испанцы пошли на приступ? — спросили разом проснувшиеся Мендоса и Де Гюсак.

— Да, они атакуют рептилию, — смеясь, ответил грозный гасконец. — Смотрите, чтобы вас не задело отскочившей пулей.